Чудаки на букву «М»

Сан-Антонио ― самый проницательный человек в этом театре человеческой комедии (Николя Юло, ж-л «Мир Сан-Антонио» № 45, Лето 2008 г.). 

 
И ученики, приблизясь, спросили Его:
«Почему Ты говоришь для них притчами?»

1. И Он сказал им в ответ:

«Потому что вам дано познать тайны Царствия Небесного, а им не дано; 12. ибо каждому, кто имеет, будет дано в преизбытке, но у каждого, кто не имеет, отнято будет и то, что у него есть. 13. Я потому говорю им притчами, что они, видя, не видят, а слыша, не слышат и не разумеют… (Евангелие от Матфея).

Роман Сан-Антонио «Семья Муд» (Les Con)

Краткое содержание: Однажды Наполеон приказал одному из своих журналистов носить фамилию «Муд». Для того, чтобы тот не обиделся, он создал орден Почётного легиона и наградил его. Прошло время ― и эта семья расплодилась, но никто из них и не подумал сменить фамилию. Описывая их приключения уже в наше время, Сан-Антонио размышляет на эту вечную тему.

Бог создал мир за 5 дней. Затем Он создал муда.

Справедливость существует, потому что муд выглядит мудом. 

Единственный способ для муда выглядеть не таким мудом, это закрыть глаза. 

Когда одно поколение мудов исчезает, остаётся ещё потомство.

Есть две категории ума:
ум, которым муд может манипулировать,
и ум, который муд не в силах понять.

Муд никогда не тратит своё время, он тратит чужое.

Парадоксальная вещь ― только с умными людьми можно подурачиться от души.

Если бы издали телефонный справочник мудов, мы бы очень удивились.

Муд может не верить в Бога, но он всегда верит в свою жену.

Молчание умного человека напоминает музыку, молчание муда ― мочевой пузырь.

Есть муды приятные  и муды мерзкие. Зная, что одни совершают зло по неосторожности, а другие по призванию, я попытался сделать их классификацию.
Я думаю, что существует три основных категории:
муд мерзкий, муд бедный и старый муд.

Муд мерзкий ― всё равно, что матка у пчёл.
Он возвышается над бедным мудом, использует его, глумится над ним, заставляет его работать на него.
Он пробивается силой или хитростью.
Его социальное положение не играет роли: есть люди богатые — и в то же время они остаются бедными мудами (я таких знаю), и есть неимущие, которые позволяют себе роскошь быть мудами мерзкими.
Деспотичность, я повторяю, и дикое стремление быть неприятным являются жизненной силой муда мерзкого. У него нет морали, нет совести…

 Бедный муд терпит муда мерзкого и восхищается им.
Он-то и составляет народ! 
Это он носит рога, платит налоги, одевает покойников, пробивает засорившиеся раковины, топит котят, он всегда наступает на единственную кучку дерьма на тротуаре.., не понимает хороших анекдотов, смеётся от плохих, ссыт против ветра, отправляется на войну и не возвращается с неё, верит всему, что ему говорят, говорит всё, во что верит (муд!), думает, что он растёт, но на самом деле он уменьшается.  

Старый муд ― самый безвредный из этих трёх категорий. 
Так же, как богатый человек может быть бедным мудом, молодой человек, при случае, может оказаться исключительно старым мудом.
Ибо возраст тут ни при чём*.

———————————————
* Продавая книги Сан-Антонио в парке, я в этом убедился не раз. Я всегда показываю взрослым людям знак 16+, и когда они говорят, что им уже не шестнадцать, я повторяю эту фразу. Многие со мной соглашаются. ― Г. Барсуков.

Старый муд всегда консервативен. Он из Палаты лордов.
Он идёт в ногу и говорит с пафосом. Он театрально провозглашает то, что все давно знают. Он религиозен. И он свято-любит-свою-родинууу…
И, в особенности, он говорит, говорит, не переставая.

Но дать полную классификацию, охватить эту тему полностью невозможно.  
Поэтому придётся сократить, попытаться сказать самое главное, самое срочное.

Самые опасные ― это те, кто утверждает, что существует первородный грех, и они призывают детей не совершать его.
Те, кто жертвует чужими жизнями ради идеологии или финансовых интересов.
Те, кто считает, что они необходимы, хотя они совершенно излишни.

И ещё, ещё:
Те, кто доносит. Кто позволяет себе судить и наказывать. Те, кто создаёт скандал. Те, кто делает его нескончаемым. Те, кто выстраивает людей в шеренги. Те, кто запрещает. Кто покупает то, что нельзя продавать. Те, кто разделяет, чтобы властвовать, и властвует, чтобы отнимать. Те, кто всегда готов расстегнуть ширинку, но запрещает женщинам пользоваться своим передком. Те, кто использует Тихий океан в агрессивных целях. Те, кто вместо игры на фортепьяно в четыре руки,  пользуется ими, чтобы затыкать свои уши и закрывать глаза. Те, кто считает, что им выпала судьба решать чужие судьбы. Те, кто напрягает вместо того, чтобы снимать напряжение. Те, кто считает толпу людьми, людей мудами, а мудов теми, кем они кажутся.

Вот они-то, сын мой, и есть самые опасные из мудов.
Их надо метить калёным железом совести, выставлять напоказ, объявлять вне закона, освистывать.
А для начала, чтобы уменьшить их количество, никогда не заниматься любовью без презерватива.  

В заключение неплохо бы задаться вопросом, а кого же в таком случае можно называть умным?
По-моему, ум ― это то, что позволяет одному индивиду общаться с другими. Он предполагает не только способность понимать, но ещё и творить добро. Исходя из этого, я заявляю: злодеев нельзя считать умными.
Ум ― это терпимость. Ум должен восставать только против насилия, тирании, репрессий, принуждения.
Ум ― это протянутая рука, улыбка, сердечность. Ум питается больше любовью*, чем культурой.
Ум ― это фантазия. Это сумасшедшинка, которая вносит пикантность в серую повседневность.
Ум ―это врождённая скромность, это постоянное чувство ограниченности человеческого ума.    
Ум ― это милосердие, это способность чувствовать чужую боль.
Ум ― это соблюдение мира во всех его формах, это чувство справедливости.
Ум ― это счастье, которого ты не познал, но которое оставляет надежду.
Ум ― это способность придержать себя и всегда найти время для других.

Милостью судьбы я встречал умных людей.
Конечно же, немногих.
Но настоящих.
Это было божественно, это было светло.
От них исходило тепло.
Вот почему я храню память о тебе, Леон Шарлекс**, который вихрем ворвался в мою юность и научил меня многим вещам, чтобы не блеять в стаде.
Вот почему я часто думаю о тебе, Альбер Коен, чьё молчание никогда не станет для меня безмолвным.
Вот почему я завидую тем, кто с Вами был знаком, дорогой Эдмон Ростан.
Есть некоторые, которых я называю «моими знакомыми», и я стараюсь не слишком заглядывать им в душу, чтобы продолжать считать их умными, а значит ценить их.
Они для меня, как и хорошие книги, благодатные островки, где я могу заниматься нудизмом, чтобы моя душа и моя задница могли позагорать на солнышке ума.
Спасибо вам, друзья мои!

——————————————-
        * Знания не могут заменить ум ― Пифагор.   
        ** См. «Клянусь» (Сан-Антонио).

(…) Чудак ― это благодетель человечества. Он живёт для других людей. Я обожаю живописных чудиков…  Двуногое с бретельками мне интересно как своими достоинствами, так и недостатками. Недостатки ― это пузыри души, они поднимаются из глубины его бедности, которую жизнь перемешивает багром, как ворочают выгребную яму, чтобы жижа и крутое хорошо перемешалось перед откачкой. И вообще, что значит, достоинства или недостатки? Не бывает просто хороших и просто плохих, есть только бедные существа, запутавшиеся в самих себе. 

Сан-Антонио, «Берю и некие дамы» (Béru et ces dames).

…Таков наш подлый век, братья мои, когда убивать становится миссией, за успешное выполнение которой берут на себя ответственность. Берут на себя ответственность за хаос! Ответственность за слепое убийство, без славы, потому что совершённое скрытно: не пойман ― не вор! Какой стыд за людей, и как Бог (твой, мой, их) должен кусать себе пальцы за то, что создал нас такими, жалкими зачатками спермы, так и не ставшими людьми.

Сан-Антонио, «Шлю поцелуйчики куда знаешь» (Bons baisers où tu sais).

Самое тяжкое в этой катавасии, это Берюрье. Пока мы его тащим с Матиасом и Жереми, я вдруг нахожу разгадку одной тайны, которая уже давно не давала мне покоя, и которая касается строевого шага. Я всё думал, какой злой ум придумал эту гротескную манеру ходить. Мне казалось, что этот шаг как ничто другое выражает всемирную глупость. Я не видел «парадности» в этой манере выбрасывать прямую ногу вперёд, подняв её как можно выше, прежде чем ударить о землю, с отдачей в области крестца, которая придаёт ещё больше нелепости этому движению. Нет, честно, я не понимал.
И вот теперь, когда Толстяка усыпил этот ужасный газ, мы его выносим, держа за ноги и за плечи.
Мы решили отнести его в комнату Богги. Впряжённый между его дрыжек, я направляюсь к лестнице, и в эту минуту реле выключает свет. Я поднял ногу, чтобы поставить на первую ступеньку, но я до неё не дошёл, и, не попав на ступеньку, ударяю по полу. Вот тут-то я и понял секрет строевого шага. «Эврика!». Его изобретатель – это всего лишь чувак, который однажды оступился на лестнице. (Сан-Антонио. «Проходите! Здесь нечего смотреть» (Circulez! Y a rien a` voir), c. 224.

(…) Труднее всего будет расширить сознание среднего интеллигента, очень уж оно полно самомнения и всякого отрицания. Народ в глубине своего сердца знает, что «жизнь бесталанна без героя», но средний интеллигент полагает доказать свою образованность и знание отрицанием всех основ, сложивших и его неудачную (в силу отрицания) особь. (Е. Рерих, «Письма, 10.10.34″).

Индюк, который принимает себя за павлина (Сан-Антонио).

В качестве известного тележурналиста приходится общаться большей частью с так называемыми средними французами, но вместе с тем пользуешься привилегией соприкасаться со знаменитостями в свете прожекторов. В свете, который иногда ослепляет: сколько известных людей вызывают у нас восхищение, но не заслуживают этого! Сколько художников, артистов, певцов, спортсменов, журналистов, политиков, писателей, учёных ― неоспоримых авторитетов в своей области, иногда они для нас как иконы ― и которые в обычной жизни оказываются далёкими от того образа, который нам преподносят, людьми посредственными, жалкими, достойными презрения, и даже вызывающими отвращение. Недостойные родители, неверные или жестокие мужья, закоренелые мошенники, абсолютные скряги, безжалостные к своим товарищам по работе, чудовищные эгоисты. (Брюно Мазюр, журналист, «Фредерик Дар, мой отец» (фотоальбом).