Описание
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Люди и события деревни Сен-Локдю-ле-Затрапез
1. ПОХОРОНЫ ПРОСПЕРА БЕРЮРЬЕ
ЗАПОМНИТЕ: никогда не следует терять из вида смешную сторону грустных вещей! Иначе жизнь быстро станет Долиной рыданий. К примеру, когда я иду на похороны, я всегда беру с собой кропило, которое мне подарил мой друг Лятюиль, антиквар. В тот момент, когда нужно окропить гроб, и персона, идущая впереди, протягивает мне коллективное кропило, я его отвергаю с важным видом и вытаскиваю из кармана свое. Рожа упомянутой личности в это мгновение неописуема.
На похоронах дядюшки Проспера как раз передо мной стоит какая-то важная дама. Она взмахивает своим кропленым крестом в сторону жалкого гробика из натуральной цельнокроеной сосновой доски, затем преподносит мне культовый черенок со всем приличием вроде хозяйки дома, протягивающей вам тесак, чтобы вы себе вырезали кусок куренка.
Я отвергаю предмет строгим покачиванием головы и извлекаю свой личный опрыскиватель. Старая выпучивается и врастает в землю перед гробом со своим благословильным инструментом в руке. Кропило начинает изо всех сил походить на микрофон оэртээф*. Я засовываю свой в карман после того, как произнес «чао» по-христиански скорбимому дядюшке Просперу, и толкаю даму властным жестом.
Опешив, как никто другой, она отчаливает вместе со своим приходским хозяйством. Старший служащий похоронного бюро спешит за ней, чтобы забрать у нее духовный инвентарь. Предав забвению бедную мадам, я направляюсь к выходу из кладбища. Холодно, и снег объединяет могилы. Все, что от них осталось — это анонимные бугорки с выступающими на них крестами! В эту зиму покойных уравнял снег также, как их уравняла смерть. Их социальное положение заиндевело. Нет ни мрамора, ни бронзы, ни позолоты, ни кичливых надписей. Могилы превратились в призраков и посылают к черту живых.
У входа на кладбище маячат два черных силуэта: один из них принадлежит Берюрье, а другой даме, предположительно сухой и желтой под своими вуалями. Я занимаю новую очередь, которая только что образовалась. После последнего приветствия покойному привет to the family! Ужасно то, что всегда и везде нужно стоять в очереди: на входе в кинотеатр и на выходе с кладбища! Нужно стоять в очереди даже для того, чтобы явиться на свет, когда ты составляешь часть процессии из пятерых близнецов.
В своем огромном пальто, севшем от покраски, Берю похож на огромную вирскую сардельку. Скулы фиолетовые от холода, а шнобель украшен длинным сталактитом, напоминающим замерзший водосточный желоб.
Он держится в добрых двух метрах от другой персоны. Пожимает руки мужчинам, целует женщин, слезится и бормочет мерси, как подобает в данных обстоятельствах. Это я его привез в Сен-Локдю-ле-Затрапез, на его родину, ибо его собственный автомобиль временно неисправен. Из-за гриппа Берта не смогла присоединиться к нам. В течение долгих часов мы боролись с сугробами, гололедом и снежными вихрями, и прибыли в Сен-Локдю как раз в ту минуту, когда процессия покидала дом покойного.
Я смотрю на Толстяка, исполняющего роль безутешного племянника. Он заговаривается от холода, бедный козлик. Не выдержав, он надел шляпу, по коему поводу в связи с температурой никто и не подумал смутиться. Сей шляпец — это эпическая поэма! Что-то вроде кротового меха, с узкими полями, который также был отдан в покраску специалисту по экспресс-трауру. Но краска что-то не взялась из-за защитного жирового покрытия, вероятно. Поскольку головной убор был раньше зеленым, теперь он принял вид маскировочной каски.
Вот и моя очередь. Я предстаю перед Его Величеством, поджидающим меня с раскрытой рукой и лязгающей вставной челюстью.
— Ну и погода, — икает он, — у меня очко как будто автогеном сварили!
С этими словами он протягивает мне клешню с тем, чтобы я ее особолезновал. И тогда я вкладываю в его огромную ладонь яйцо, которым запасся с этой целью. При контакте с этим посторонним предметом Берю прекращает разговор и смотрит на меня вопросительным взглядом.
— Я всем сердцем с тобой, Александр-Бенуа, — уверяю я его. — Я знаю, сколь глубокую боль причинила тебе эта утрата, и вот тебе мои слова: «Мужество! Мы так мало из себя представляем; лучшие уходят, а мы остаемся!»
При этом я уступаю место следующему, который оказывается мэром данного местечка. Полнокровный толстяк, чем-то похожий на нашего Бугая (отец Берю был батраком на ферме у отца мэра). Он жмет берюрьевую десницу с силой мамонта. Столкновение двух колоссов. Яйцо лопается в их двух руках, объединенных соболезнованием в ту самую минуту, как мэр объявляет:
— Твой дядюшка Проспер был хорошим мужиком. То есть, всегда уходят лучшие!
Первое должностное лицо коммуны бросает руку скорбящего и смотрит тусклым взором на свою, недоумевая, как могло его сострадание вдруг обратиться в слизистое вещество.
Я незаметно отстраняюсь, тогда как Толстос вытирает пальцы о шерстяные варежки какой-то дамы, а я перемещаю свое внимание на персону в черном, которая сородствует с Берюрье. Я склоняюсь перед ней.
— Мои искренние соболезнования, мадам!
— Мерси, — отвечает она голосом, напоминающим плохо смазанное педальное устройство.
Это грымза пятидесяти пяти лет, кислая как флакон с закваской, с длиннющим носом, узющими плечами, усами и веками гадюки.
Типичная особа, выпускающая свое А.П. (1) каждое утро. Кто эта дама по отношению к Толстяку? Тайна и генеалогическое дерево!
Процессия развеивается (что может показаться неприличным, когда речь идет о похоронах). В настоящее время на мрачном пятачке, обнесенном оградой (2), остались только Берю, дама, доблестный Сан-Антонио, хмырь из погребальной службы и могильщики.
Неожиданно передо мной возникает Бугай.
— Спасибо за шуточку с сюрпризом, парень! Ты это очень кстати.
— Кстати, насчет кстати, Толстяк, — обрываю я. — Что это за дама, здесь присутствующая?
Он смотрит в упор на свою напарницу по рукопожатиям и презрительно пожимает плечами.
— Эта здоровая лошадь? Да это же моя кузина Лорантина, самая отъявленная стерва в кантоне.
В связи с тем, что он повысил тон, упомянутая персона возникает, расфуфырив все свои вуали.
— Хам, который не питает уважения даже к покойникам, хуже, чем ничто, — озлобляется она.
— Ты еще живая, Лорантина! — замечает Толстяк. — Я об этом не то, чтобы сожалею, но я тебе должен обратить внимание, что может быть во всей своей мерзости ты этого еще не заметила!
Кобыла вздымается как майонез. Она понизила голос не для того, чтобы охладить пыл, а для того, чтобы указать своему ужасному кузену на уважение, которое должно обнаруживать по отношению к полю жмуров.
— Мы находимся в святом месте! — приводит она в качестве возражения. — И если некоторые босяки об этом забывают, я, слава Богу, об этом помню!
Его Берюрейство не любит такого рода оскорблений.
— Не такой уж босяк, моя милая, — мычит он. — Если не сменишь тон, твои пышки в виде масляного пятнышка об этом скоро пожалеют в связи с тем, что я им предъявлю свой девичий 44-й с квадратным носом!
И призывает меня в свидетели:
— Нет, ты слышал экземпляр, Сан-А? Могу я похоронить спокойно своего дядю? Мисс Желтуха дает тебе уроки морали при десяти ниже нуля!
Его ярость выпускает клуб белого пара. Весь в черном, с дымом из ноздрей, он действительно напоминает локомотив! Тихоокеанский Экспресс модели 22! Служащий похоронного бюро временно прерывает спор.
— Желает ли семья дать последнее благословение? — спрашивает он.
Берю косит в сторону гроба, стоящего на мерзлой земле.
— Вы не считаете, что лучше бы опустить его под землю сразу, этого беднягу? — возражает он. — На таком холоде не очень показано обливание водой!
— Так принято, — утверждает Борньоль’з мэн**.
— Иду! — решила вышеупомянутая Лорантина.
Этих двух слогов достаточно, чтобы сломить нерешительность Толстяка.
— Так, но только быстро, трах-бах-на-газах!
Он ускоряет шаг, чтобы прийти к гробу раньше Лорантины. Она поступает также, и оба родственника покойного Проспера бросаются в стометровку по кладбищенской аллее. Побеждает Лорантина благодаря отрыву и легкому весу. Берю налетел на нее в то мгновение, когда кузина собиралась завладеть кропилом.
— Ты позволишь, ну? — грохочет он. — Я должен окропить первым.
— На каком основании? — скрипит кляча.
— На том основании, что из нас двоих только один ссыт в раковину, ты, землеройка!
Она так оскорблена, что у нее опускается рука. Берю пользуется этим и хватает кропило. Вы же его знаете, мои милые? Он же грубый! Он делает резкое движение. Вот только, представьте, что с тех пор, как закончились благословения, святая вода превратилась в кусок льда. Похоже, в нее добавили мало антифриза. Так что, Бугай поднимает рукоятку вместе с ведром. Но он не был готов к столь значительной тяжести, и все вместе ускользает из его рук. Пять килограммов падают на костыли Лорантины.
Бэмс! Прямо на мозоль и отмороженные участки! Старая дева квакает и закатывает глаза. Служащий похоронного бюро исполняет остановку мяча в регби в то мгновение, как она рушится, но он поскользнулся на гололеде, и оба кубарем летят в могилу. Сразу начинает пищать, стонать, поносить на дне ямы! Копошится, кишит, путается! Никогда еще не было такого кагала на дне могилы.
Могильщики и я быстро организуем спасательный буксир. К счастью есть веревки, предназначенные для того, чтобы опускать гроб. Один из землекопов принимает вид Мориса Эрцога и выполняет спуск в пропасть. Он сен-бернардит наполную! Герой! Нужно представить его к медали, не знаю какой, но во Франции найдется по одной для каждого возможного случая. Если хорошенько поискать в каталоге, то наверняка отыщется награда, применимая к спасателям-неловких-упавших-в-семейные-склепы. В паре с другими могильщиками мы делаем и-рраз в едином мускульном рывке.
Становится жарко. Берю не желает оказать содействие. Он говорит, что если бы малый из Похоронного не был на дне ямы, он бы не мешкая засыпал бы ее несмотря на то, что земля мерзлая, даже если бы пришлось арендовать другое место на кладбище для бедного Проспера, который томится ожиданием в своем деревянном пальтишке. Он теперь там на небе должен искать объяснение, бедный de cujus***. Если ты дядя Александра Бенуа-Берюрье, надо быть готовым к тому, что твои похороны будут не как у всех!
Наконец пара шютистов вновь на поверхности. У Лорантины платье задралось до плеч, что открывает панорамный вид на ее панталоны, завязанные выше колен, черные подвязки и нижнюю юбку из льняного полотна. Толстяк шлепает себя по ляжкам.
— Ну ты даешь, Лорантина, — ржет дерзкий, — как же ты упаковываешь свою внешность? Слушай, твоя антресоль Ренессанс не имеет ничего общего со стеклянной продукцией Сен Луи! Никто не посягнет на тебя, старая! Даже у робота лопнули бы заклепки!
Я делаю ему знак заткнуться в связи с тем, что похоронный служащий сковырнул себе лодыжку, когда грохнулся. Мы несем его к катафалку, который поджидает перед кладбищенской оградой. Укладываем на пассажирское место. Впервые он совершает путешествие на борту своей телеги. До сих пор у него еще не было случая побывать внутри. В общем, для него это повышение.
Кучер погоняет кобылу, и кортеж трогается. Мы топаем за ним пешком по той причине, что я оставил свою машину перед домом дядюшки.
Сюда мы шли вслед за мертвецом. Возвращаемся вслед за живым. Выигрыш налицо!
* O.R.T.F. — Офис Радио и Телевидения Франции (прим. переводчика).
(1) А.П. — аббревиатура анонимного письма.
(2) Я знаю свои избитые выражения как собственные пять пальцев.
** Борньоль — фирменное наименование предприятия похоронных услуг (прим. переводчика).
*** De cujus лат. — покойный, наследодатель (прим. переводчика).
