Тамразова И.Г., Алфёров А.В., Барсуков Г.Р.
ЭРИСТИЧЕСКАЯ ТОНАЛЬНОСТЬ В ПЕРЕВОДЕ:
СЕМИОТИКА ВЫЗОВА
Работа выполнена в рамках проекта «Интеракциональная семиотика перевода» научно-исследовательского Центра интеракциональной лингвистики Пятигорского государственного университета (руководитель — д-р филол. наук, проф. А.В. Алфёров; https://pglu.academia.edu/Departments/Centre_of_Interactional_Linguistics_Institutional_Communication/Documents).
Взаимодействие значения и смысла, семантики и прагматики в речевом произведении — это инь и янь функциональной семиотики, динамическая константа, которая проявляется и на уровне языка, и на уровне речи [4]. Образование и функционирование речевых единиц как произвол номинирующего субъекта в наибольшей степени проявляется в окказиональной номинации «здесь и сейчас» [2]. Окказиональная номинация ad hoc, оставаясь фактом речи, реализует одну из основных функций языка — функцию креативно-людическую (игровую), пренебрегая на какой-то момент чистотой когнитивной и дескриптивной функций. Реализация креативно-людической функции «часто осуществляется вне рамок существующей на данный момент языковой нормы, однако сам факт того, что окказионализм разрешает коммуникативную задачу, свидетельствует о его функциональной принадлежности языку [3, с. 79] и процессам, происходящим в когнитивной системе коммуниканта. Произвол номинирующего субъекта в речи проявляется в раскрепощении означающего от означаемого et vice versa.
Освобождение от нормы, вызов правилам есть проявление эристичности в речевом и языковом поведении [9], отстаивание права нарушить рамки и границы, освободиться от гнета «языка-фашиста», как его назвал Р. Барт за навязывание жёстких конвенций. Языковая игра, каламбуры, шутки, окказионализмы, ирония и т.п. Очень часто они интенционально затрагивают (направлены на) «положительное лицо» адресата, претерпевающего определенный «вызов», «провокацию» со стороны адресанта, представляют собой «угрозу» либо его интеллектуальным способностям (загадка, намек и т.д.), либо эрудиции (прецедентные феномены, термины, заимствования), либо эстетическому вкусу (поэзия, «заумь»), либо чувству юмора. Часто такая тональность имеет идентифицирующую функцию по параметрам «свой ‒ другой ‒ чужой) [7]. Такую дискурсивную тональность речевой интеракции мы называем эристической.
Эристика в философском и в культурологическом понимании — это конгломерат различных проявлений, относящихся порой к сферам внеположенным или даже противоположным, что не удивительно, ибо сама эристика зиждется на внутреннем и внешнем противоречиях, т.е. на противоречиях содержания и формы.
Универсальность явления обеспечивает своеобразие его проявлений в различных лингвокультурах. Сопоставление языковой прагматики на уровне межкультурной коммуникации в переводе является одной из важных и перспективных задач не только прагмалингвистики, но и когнитивной транслятологии [1]. Ситуация креативного семиозиса отражает когнитивный стиль «семиурга» (создателя знака). Одним из самых ярких создателей неологизмов во французской литературе является Ф. Дар — «отец» комиссара Сан-Антонио, для которого нарушение речевой нормы является нормой, а словарь «санантонизмов» превосходит словарный запас некоторых носителей нормативного языка (их около 20 000), что делает перевод его работ крайне сложным. Во Франции издан «Словарь Сан-Антонио», содержащий более 15000 статей. Ф. Дар пишет в своей автобиографии: «Я помешан на своём языке. Построение какой-либо фразы меня захватывает… Жанр, в который меня занесло, обязывает меня создавать язык. Ты знаешь, а это опьяняет. Потому что в глубине души я мятежник, я анархист. В моей манере писать есть анархия: анархия стиля, анархия интриги, потому что это не настоящие детективные романы, анархия в применении современных технических новинок — что мне до того, работает ракета на жидком водороде или на тёртом сыре? — анархия по всему фронту.
… Конечно, можно вообразить исходя из такой позиции полный сход с рельсов, опасность того, что язык понесёт, как при поносе… Может быть. Но я думаю, что скорее найдутся люди с запором, чтобы потрясать кодексом и правилами грамматики. Перилами, одним словом!» [4, с. 132].
Существует мнение, что язык Ф. Дара непереводим в принципе. Любые попытки приводят к нарушению самой идеи произведений этого писателя — легкости в отрицании любого копирования. И переводить его может лишь эрист, равный ему, также бросающий вызов языковым нормам, ломая форму и вторгаясь в растабуированное запретное содержание.
По канонам когнитивной семиотики перевода, чтобы переводить «non verbum dе verbo sed sensum de sensu exprimere» [10, с. 45], нужно проникнуть в интерпретанту знака, в идеологию языковой личности автора, представленную в тексте оригинала [7]. Интенциональная эристическая идеология — категория импликативная, не имеющая прямых семиотических коррелятов. Тем не менее, она не только объединяет план содержания и план выражения произведения, но и придает этому объединению определенную векторность. Эристическая тональность произведения адресована только определенному типу читателей, принимающих правила этой языковой игры. Эристический языковой знак, который мы называем эристемой, — это вызов не только норме языка, но и читателю, его часто консервативному вкусу. Провокативная, бросающая вызов конвенциональности, утверждающая новый «план выражения» эстетическая эристика, может стать причиной неприятия, идиосинкразии, степень которой зависит от внутренней способности ума сделать противоречие нормой. Нетерпимость к таким формам рассматривается как показатель отсутствия внутренней свободы, проявляющейся в прототипической детской игре, жажде словотворчества и смыслопорождения, включенности в семиозис ассоциативной «автокоммуникации» [9].
Это не меньший вызов и переводчику, от которого требуется «двойная» эристика — взломать и первичный код языка, и вторичный код автора. Однако не все переводчики отваживаются браться за Сан-Антонио. Восхищаясь языковой игрой Ф. Дара, они используют стратегию нейтрализации эристической тональности текста, компенсируя уход от формы плана выражения — прямой эристической прагматики в акте номинации — включением в семантику транслемы некоторых дескриптивных семантических элементов, в той или иной степени выполняющих роль метарепрезентаций авторского стиля мышления и изложения[1]. Сопоставим в этом ракурсе ряд примеров перевода авторских эристем стратегией «принятия вызова» и стратегией «ухода» от прямой прагматики к дескрипции и компенсации. Градуальность эристичности следует по траектории возрастания слева направо (эристемы Ф. Дара — в центре) в следующей таблице:
Градуальность ретрансляции эристической тональности в переводах Ф. Дара
| SAN-ANTONIO: BÉRU ET CES DAMES [11] | ||||||
| Б.Н. Ворожцов [3] | Б.Д. Ладзари [12] | Г.Р. Барсуков [5] | ||||
| Ce disant, il me tend sa paluche pour que je la lui condoléance. | ||||||
| Произнеся это, он протягивает мне свою лапу, чтобы я смог выразить ей своё соболезнование. | Cosi dicendo, mi porge la zampa perché io lo condoglianzi. | С этими словами он протягивает мне свою клешню с тем, чтобы я её особолезновал. | ||||
| …c’est même lui qui suggère qu’on pourrait peut-être saucissonner. | ||||||
| … может, пока перекусить? | … e lui a suggerire che si potrebbe magari mangiare qualche salsiccia. | … он даже сам предлагает подколбаситься. | ||||
| On entend Mongénéral qui cocoricote la Marseillaise des poulets … | ||||||
| Слышно, как Монженераль выкукарекивает Марсельезу… | Si ode Mongénéral chicchiricheggiare la “Marsiglese” dei polli | … Монженераль поёт куриную Марсельезу… | ||||
| Il saint-bernarde a tout va! | ||||||
| …он бросается на помощь, как сенбернар. | Un eroe! San Bernardo alla maledetta! | Он сенбернардит наполную! | ||||
| – Et c’est tout? westinghousé-je. | ||||||
| И это всё? – холодно вопрошаю я (Вестингхаус – известная фирма, производящая предметы бытовой техники, в том числе холодильники). | – E basta? – esclamo.
|
– И всё? – вестингаусничаю* я.
*Вестингаус – компания, ранее производившая ядерное топливо и ядерные реакторы.
|
||||
| Je me tords, me feu-d’artifice… | ||||||
| Я корчусь в судорогах, сгорая в любовном огне. | … mi attorciglio, mi fuoco-d’artificio! | … выгибаюсь, фейерверчусь! | ||||
| – Un goujat qui n’a même pas le respect des morts, c’est moins que rien, hargne-t-elle. | ||||||
| …но это же совсем ничего, – злобно шипит она.
|
– Un bifolco che non a nemmeno il rispetto dei morti e meno che niente! – ringhia. | — Хам, который не питает уважения даже к покойникам, хуже, чем ничто, — злобится она. | ||||
| – Dis donc, Laurentine, amertume le Gravos. | ||||||
| — Да послушай, ты, Лорентина, — с горечью произносит Амбал. | – Di’ un po, Laurentine – amareggia il Prode. |
— Слушай, Лорантина, — горчит Толстόс.
|
||||
| – B.B. est ici! radieuse le Gros. | ||||||
| – ББ здесь, – в радостной улыбке расплывается Толстяк. | – Bibi e in casa! – esclama il Grosso… |
– Б.Б. здесь! – лучезарится Толстяк.
|
||||
Таким образом, единицей эристического (провокативного) семиозиса становится эристема — знак, означаемым которого является интенциональный акт, нарушающий конвенциональность, норму, будь то норма языка или речевого поведения, вежливости и т.д. В бытовом общении, построенном на мейозисе, «низкая» эристика выливается в нарушение правил этикета, в речевую агрессию, в мыследеятельности эристическая интенция — механизм креативной инновации.
Поэтому эристика как эвристический метод [8] лежит не только в основе словотворчества художника, но и определяет смыслотворчество Ф. Дара как философа.
Эристика речевая и художественная — категория речевого взаимодействия, отражающая в самом общем смысле противоречие как когнитивную и социо-психологическую категорию коммуникации. Эристика предполагает нарушение стандартов мышления и поведения, выражающееся в макростратегии речевого поведения и речевой (дискурсивной) тональности. В онтологии своей эристика опирается на определенный когнитивно-эмоциональный стиль мышления и поведения и имеет семиотическую природу, определяющую её план содержания и план выражения. В плане содержания эристика характеризуется противоречием в когнитивных моделях взаимодействующих коммуникантов, вызывающим интенцию к интеллектуальному и речевому противодействию, направленному либо на содержание противоречия, либо на его речевую форму, либо на субъекта — носителя противоречия, — на его языковую и неязыковую личность. В плане выражения эристика также нарушает нормы языка и речевого поведения, стремясь усилить экспрессивность способа воздействия на оппонента и аудиторию.
Однако художественный перевод отличается тем, что концептуальная семантика ПТ всегда сопровождается приращением на уровне импликационной и интерпретационной гиперсемантики личностных смыслов, — то есть сверхсмыслов, существующих в ИТ в разных ипостасях, связанных с интенциональностью и креативным речевым поведением автора. Помимо концептуальной семантики в художественном тексте непременно присутствует семантика эвокативная, связанная с воображением, совпадением «внутренних релевантностей» автора и читателя, с интерпретативной компетенцией как нативных адресатов, так и читателей перевода. Именно так и в одноязычном прочтении, и в переводе совпадение концептосферы достигается путем консонантной («созвучной») интерпретации их семантических репрезентаций и контекстуальных допущений, выбранных из когнитивной среды ИТ и ПТ в соответствии с принципом релевантности.
Сан-Антонио ― это, прежде всего, новый язык, который он сотворил в поте лица и благодаря необыкновенному чувству юмора и фантазии. В нём, кроме всего прочего, переводчик просто должен чувствовать своеобразную магию, слышать ритм и мелодию, крещендо и модерато.
«Не нужно думать, кстати, что деформировать слово ― это всегда просто. Каждый раз, когда я подвергаю его пытке, я проверяю в нескольких словарях его точное значение, чтобы знать, имею ли я право пытать его, перекручивать его, и в каком направлении стоит это делать. Иногда мне приходится отказываться, потому что идея была неудачной, она была слишком далекой от этимологического значения…» [4, с.139].
Подводя итог, приходим к следующему заключению:
В силу главного когнитивно-семиотического механизма — нарушения формы плана содержания, а также формы плана выражения, инференциальной (непрямой) передачи авторских смыслов эристическая тональность представляет собой угрозу профессиональному «позитивному лицу» переводчика. Идиосинкразия «остранения» делает из эристической тональности потенциальную лингвистическую лакуну, когда по принципу релевантности, переводчик выдвигает гипотезы (assumptions) относительно необходимых корреляций в акте перевода, поэтому теоретический конструкт «эристемы» рассматривается как неотъемлемый инструмент переводческого мышления. Основным критерием адекватности/эквивалентности перевода той или иной эристемы для нас является соответствие взаимодополняющих нисходящих (top down) и восходящих (bottom up) интерпретационных процессов.
Библиографический список
- Алфёров А.В. О сопоставлении в прагматике // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. 2004. № 2-3. С. 185-187.
- Алфёров А.В. Образование и функционирование глагольных речевых единиц во французском языке: автореферат дис. … канд. филол. наук. М., 1990. 18 с.
- Ворожцов Б.Н. Авторские окказионализмы как способ реализации игровой функции языка // Лингвистические исследования. Дубна: Феникс+, 2001.С.79.
- Сан-Антонио. Клянусь / Пер. с фр. Г. Барсукова. М.: Цитадель-Трейд, 2004. 235 с.
- Сан-Антонио. Берю и некие дамы» / Пер. с фр. Г. Барсукова. М.: Цитадель-Трейд, 2004. 427 с.
- Петренко Т.Ф., Алферов А.В. Проблемы семиотики. Пятигорск: ПГЛУ, 2007. 406 с.
- Тамразова И.Г. Культурологическая эристика и её отражение в художественном тексте // Культура и текст, 2019 №1 (36). С. 146–158.
- Тамразова И.Г. Эристическое в поэтическом переводе: семиотические коллизии формы и содержания // Индустрия перевода. Материалы Х Международной научной конференции. Пермь : Изд-во ПНИПУ, 2018. С. 272-277.
- Тамразова И.Г. Эристическое противоречие как когнитивно-дискурсивная категория: истоки и перспективы исследования / И.Г. Тамразова // Вестник ПГУ №3, 2018. С. 222–226.
- Эко У. Сказать почти то-же самое. Опыты о переводе / У. Эко / Перев. с итал. А. Н. Коваля. Санкт-Петербург: «Symposium», 2006. 574 с.
- San-Antonio. Béru et ses dames. P. : Fleuve noir,1967. 500 p.
- Lazzari B. J. Berù e quelle signore. Rosa & Nero, 1985. 336 р.
[1] Ср. статью Г.Е. Поповой, Е.Ю. Кустовой в настоящем сборнике.